Мужчина, который забыл свою жену - Джон О`Фаррелл

Джон О’Фаррелл

Мужчина, который забыл свою жену

Посвящается Лили

Глава 1

Мальчишкой я часто смотрел «Мистера и Миссис». Да мы всё смотрели; это было единственным доступным развлечением, так что приходилось терпеть. Сейчас, когда я и сам немного похож на героев той передачи, мне она кажется гораздо более любопытной. Разумеется, программа «Мистер и Миссис» не являлась культурным событием недели, мы не мчались на следующеё утро в школу, дабы поделиться своим негодованием по поводу того, что «Джефф из Ковентри не знал, что любимоё заграничное блюдо Джулии — «спагетти». Мы лишь с интересом наблюдали, как обычные супружеские пары смущаются и теряются, обнаружив нечто, чего они друг о друге не знали. Или хуже того — осознав, что знали абсолютно всё.

Для увеличения рейтинга канал ITV должен был бы проводить секретное расследование про всякие обстоятельства, о которых супруги и в самом деле не подозревают. «Итак, Джефф, последний вопрос — и вы можете стать обладателем главного приза. Как, по-вашему, Джулия предпочла бы провести субботний вечер: а) посмотреть телевизор? б) сходить в кино? или в) тайком встретиться со своим любовником Джеральдом, который хотя бы изредка интересуется её делами и настроением?»

Но в «Мистере и Миссис» подстрочником звучала лишь одна мысль: доскональное знание своей половины — это и есть брак. Привычность и предсказуемость. Текст на огромной открытке в форме сердечка ко Дню святого Валентина должен гласить: Я и вправду привык к тебе… или Любовь — это… когда в точности знаешь, что ты скажешь, ещё до того, как ты, на хрен, рот успеешь открыть. Как соседи по камере пожизненного заключения — столько времени провели вместе, что не в силах удивить друг друга хоть чем-нибудь.

Мой брак был совсем иным.

Большинство мужей постоянно о чём-то забывают: что у жены сегодня утром важная встреча, что нужно забрать вещи из химчистки, а о подарке ко дню рождения они вспоминают, лишь проезжая мимо мини-маркета «Тексако» накануне вечером. Женщин с ума сводит озабоченность мужчин собственной персоной — столь глубокая, что плевать им и на эпохальные события в жизни супруги, и на красные даты в семейном календаре.

Меня не коснулась эта банальная каждодневная забывчивость. Просто я начисто позабыл, кто моя жена. Её имя, лицо, наша общая история, всё, что она говорила мне, всё, что я говорил ей, — стёрлось без следа, и теперь мне неведом даже сам факт её существования. Да уж, в «Мистере и Миссис» я бы не блеснул. Представляю, как моя жена появляется в сопровождении красотки-ведущей и я мигом теряю драгоценные баллы, оптимистично вопрошая, на которой из них я женат. Дамы, конечно, тут же начинают бесноваться. В свою защиту могу лишь сказать, что я забыл не только жену, но и вообще всё. Заявление «я помню, как смотрел «Мистера и Миссис»» на самом деле очень значимо для меня. Поскольку оборот «Я помню» не всегда присутствовал в моём лексиконе. Был в моей жизни период, когда я имел представление о существовании, например, некоторого телешоу, но никаких личных воспоминаний, связанных с ним, восстановить не мог. В самый мрачный период своей амнезии я понятия не имел, кто я вообще такой. Никаких воспоминаний о друзьях, семье, собственной биографии и личности; да я даже не знал, как меня зовут. Когда стряслась вся эта история, я сначала попытался было поискать, не сохранилось ли бирки с моим именем на подкладке пиджака. Все, что обнаружил, — «Gap».

Моё чудесное пробуждение произошло в вагоне лондонского метро, когда поезд выехал из тоннеля и вяло затормозил где-то в предместье Лондона или окрестностях аэропорта Хитроу.

Моросил мелкий дождик — из чего я заключил, что сейчас осень. Никаких ослепительных вспышек или всплесков эйфории — лишь смутное подозрение, где я нахожусь. Вагон снова дернулся, тут-то до меня и дошло, что понятия не имею, как тут оказался. Поезд остановился, надпись за мутным стеклом гласила: «Хаунслоу-Ист», но никто не вошёл в вагон и не вышел. Может, это просто случайная отключка, а может, каждый, кто подъезжает к «Хаунслоу-Ист», проваливается в эту черную дыру.

Но потом я сообразил, что не только не знаю, куда направляюсь, но и не могу вспомнить откуда, собственно. Я что, еду на работу? А кем я работаю? Неизвестно. И тогда я запаниковал. Со мной что-то не в порядке, надо вернуться домой и лечь в постель. Но где мой дом? Я не помню, где я живу. Думай! Думай — ты обязан вспомнить!

— Итак… — начал я вслух, собираясь обратиться к себе по имени. Но в конце фразы повисла пауза, как недостающая ступенька на лестнице. Я принялся шарить по карманам в поисках бумажника, записной книжки, телефона — чего угодно, что могло бы привести мир в порядок. Карманы оказались пусты — только билет и немного денег. Да ещё маленькое красное пятно на джинсах. Откуда бы, интересно? Мозг перезагрузился, но всё старые файлы оказались стёрты.

По полу вагона были разбросаны листы каких-то газет. Обивка сиденья напротив вспорота. Сознание с сумасшедшей скоростью фиксировало новую информацию, жадно поглощая рекламные слоганы и объявления, призывающие людей быть внимательными к подозрительным предметам. Но, уставившись на карту метрополитена, я понял, что новые линии сознания не связаны с остальной глобальной сетью. Синапсы в моём мозгу были закрыты для аварийного восстановления данных, нейроны оказались заперты на Кингс-Кросс из-за проблем с сигналом.

От ужаса хотелось удрать куда подальше, но куда уж денешься от своих несчастий. Я метался по вагону, мучительно прикидывая, что же делать дальше. Выйти на следующей пустынной станции и попытаться обратиться за помощью? Дернуть стоп-кран в надежде, что внезапная остановка разбудит мою память? «Это просто временное затмение», — твердил я сам себе. Я сел, крепко зажмурился, стиснул ладонями виски, пытаясь заставить мозг работать.

А потом, к моему глубокому облегчению, одиночество моё было нарушено. Привлекательная женщина вошла в вагон и села наискось от меня, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Простите, — торопливо начал я, — по-моему, я немножко схожу с ума. — И слегка истерично хихикнул.

Двери ещё были открыты, и она резво подскочила и выбежала из вагона.

Судя по схеме, в Хитроу поезд разворачивался в обратном направлении. Если я поеду в ту сторону, откуда приехал, может, какие-нибудь станции или визуальные подсказки помогут мне определиться в пространстве? К тому же в аэропорту в поезд сядет много людей, и тогда я уж точно найду того, кто мне поможет. Но в «Хитроу Терминал 2» в вагон ввалилась толпа пассажиров, пихающихся чемоданами и говорящих на сотне языков, ни один из которых не показался мне знакомым. Я видел каждую пуговицу на каждой рубашке, слышал всё голоса разом — звуки были громкие, цвета насыщенные, запахи слишком резкие. Я сидел в вагоне метро, залепленном схемами с четким указанием маршрутов, меня окружали десятки людей, но я чувствовал себя заблудившимся и очень одиноким.

 Прошло полчаса, а я всё так же неподвижно стоял в битком набитом людьми терминале, разглядывая табло и плакаты в поисках пути к моей прежней жизни. Стрелки указывали на платформы и пронумерованные зоны, дюжины указателей подсказывали спешащим пассажирам, куда им следует направляться, информация потоком лилась с многочисленных экранов, в ушах гремели малоразборчивые объявления. К стойке «Информация» стояла небольшая очередь, но что-то подсказывало, что там мне не смогут помочь. Я побрел в туалет, просто чтобы взглянуть на себя, и был потрясён возрастом бородатого незнакомца, мрачно уставившегося на меня из зеркала. Похоже, мне около сорока или чуть больше, виски тронуты сединой, а на макушке намечается лысина. Я-то предполагал, что мне двадцать с небольшим, а теперь оказалось, что я на пару десятилетий старше. Позже я узнал, что это не было связано с моим особым неврологическим состоянием — подобное несоответствие реальности и ощущений характерно для всех людей среднего возраста.

— Простите, не могли бы вы мне помочь? Я потерялся… — обратился я к молодому человеку в дорогом костюме.

— А куда вам нужно?

— Не помню.

— А, понятно, я знаю, где это. Вам нужно на Северную линию, пересадка на «Уэнкер-Стрит».

Остальные просто игнорировали просьбы о помощи; глаза они отводили, а уши, заткнутые наушниками, оставались глухи к моим мольбам.

— Простите… я не знаю, кто я такой! — взмолился я, бросаясь к симпатичному на вид священнику, волочившему чемодан на колёсиках.

— О да… что ж, полагаю, никто из нас этого не знает, верно?

— Да нет же, я в буквальном смысле! Я всё забыл!

Если верить «языку тела», святой отец уже полностью погрузился в собственные проблемы.

— всё мы порой начинаем сомневаться, а есть ли во всём этом смысл, но на самом деле каждый из нас по-своему важен… А вот теперь я забыл, что опаздываю на поезд!